За все земные грани - Страница 22

— Но вы сказали…

— Не обращай внимания на то, что я сказал. А теперь позавтракай, разложи вещи и отдохни. Ты можешь начать работу после обеда.

И сочтя вопрос решенным, Кросби повернулся и направился к двери. Элизабет раздумывала. Она должна уехать. Это послужит ему хорошим уроком. Но, несмотря на вызывающее поведение босса, девушке очень хотелось остаться в этом доме. Кроме того, ее квартира, вероятно, уже сдана, другой работы не предвиделось.

— Так я не уволена? — уточнила она. Писатель медленно повернулся.

— Нет, — сказал он, — ты не уволена. — Затем он улыбнулся: — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Но если ты позволишь себе что-либо подобное еще раз, я сверну тебе шею!

После ланча, вооруженная инструкциями Марии, Лиз явилась в кабинет Кросби. Дверь оказалась открыта, но писателя не было видно. Девушка немного помедлила, затем вошла и огляделась. Она подумала, что здесь созданы все условия для работы. Стены были заставлены книжными полками. На некоторых из них между томами стояли фотографии в рамках. На большинстве из фотографий были запечатлены знаменитости — сенатор, генерал, даже президент — на всех благодарственные надписи. За что? Наверное, за его книги. Посреди комнаты, напротив камина, стоял большой дубовый письменный стол, заваленный грудами бумаг, папками, книгами. В одном углу стоял огромный глобус, в другом — удобное кожаное кресло с лампой радом с ним. На рабочем столике помещались машинка, аккуратно сложенные блокноты для стенографирования, керамический бокал с остро заточенными карандашами и ручками, и магнитофон.

Лиз услышала шаги в холле и повернулась: в дверях стоял, улыбаясь, Кросби.

— Ну, — спросил он, — какое у тебя впечатление?

— Сильное, — ответила девушка немного напряженно, все еще не остывшая от утренней схватки.

Кросби подошел к ней и показал рукой на стол у окна.

— Это будет твое место, — сказал он. — Я думаю, что там есть все, что тебе нужно.

— Да, это так.

— Если потребуется еще что-нибудь, скажи Марии: она купит необходимое, когда в следующий раз поедет по магазинам.

— Хорошо, я так и сделаю.

Лиз отвернулась, чтобы укрыться от его пристального взгляда. Внезапно Элиз охватило сомнение, какая-то застенчивость: деловой дух, царивший в комнате, фотографии знаменитостей, масса книг подавляли. Сможет ли она справиться со всем этим?

Кросби прислонился к столу и скрестил на груди руки.

— Не нужно волноваться, Элизабет, — сказал он, словно читая ее мысли. — Мы плохо начали сегодня утром, но думаю, что ты скоро поймешь: со мной не так уж трудно. Я буду заставлять тебя работать сегодня, но с самого начала необходимо оговорить некоторые вещи, чтобы ты знала мои требования.

— Хорошо, — кивнула девушка.

— Первое и наиболее важное — это то, что ты должна быть здесь по первому моему требованию. Хотя я порой и пользуюсь магнитофоном, но предпочитаю работать с секретарем. Необходимость в тебе может возникнуть в любой час дня и ночи.

— Я понимаю.

Юлиус улыбнулся ей теплой ободряющей улыбкой:

— Обещаю, что не слишком часто буду вытаскивать тебя из постели в два часа ночи.

Улыбка преобразила лицо мужчины, превратила его в того Кросби, которого Лиз узнала в круизе и с которым было так приятно общаться. Его уверенность в себе оказывала успокаивающее воздействие, и она ощутила радостное волнение от возможности работать с этим необыкновенным человеком.

— Итак, есть какие-нибудь вопросы? — спросил Юлиус.

Лиз подумала и сказала:

— Пока их у меня нет.

— Я уверен, что со временем они возникнут, — сухо прокомментировал Кросби. Он оттолкнулся от стола и посмотрел в окно. — А сейчас постарайся использовать свободное время, чтобы познакомиться с окружающим, устроиться. Может быть, после ужина ты потребуешься для диктовки, тогда придется нелегко.

Последующие дни прошли без эксцессов, так что Элизабет пришла к убеждению, что хорошо, что ей пришлось пройти испытание огнем в самом начале работы. Самым трудным для нее было примириться со взрывным темпераментом Кросби, особенно когда он находится в творческой лихорадке. Девушка поняла, что ее работа, как бы нелегка она ни была, казалась детской игрой по сравнению с его трудом. Хотя Кросби частенько взрывался по пустякам, Элизабет легко прощала его.

Она также поняла причину, по которой писатель хотел, чтобы она жила в его доме. В любое время дня и ночи у него могла возникнуть идея, требующая немедленного воплощения, и Кросби нуждался в участии в этой работе Элизабет.

В первую же неделю пребывания в доме, уже поздней ночью, после особенно тяжелого дня, Лиз приняла душ и собиралась выйти из ванной комнаты, когда услышала шаги Кросби в коридоре и его голос у дверей ее спальни:

— Элизабет! — кричал он. — Мне нужна твоя помощь.

Лиз сорвала с вешалки полотенце и начала поспешно вытираться.

— Минутку, — ответила она. — Я только из-под душа.

— Хорошо, поторопись. Жду тебя в кабинете.

Девушка набросила на себя одежду, провела расческой по волосам, поспешно подкрасила губы и побежала по коридорам в кабинет. Писатель нетерпеливо расхаживал взад и вперед. Лиз уселась за свой стол у окна и открыла блокнот.

Кросби, охваченный творческим азартом, диктовал настолько быстро, что девушка едва успевала записывать. Когда он наконец остановился, чтобы перевести дыхание, Лиз подняла глаза от блокнота, надеясь, что сумела все записать, так как переспросить его у нее не хватило бы духу.

Кросби расслабился в кресле у своего стола, откинул голову назад и закрыл глаза. Элизабет ждала. Наконец он глубоко вздохнул, выпрямился и с долей сомнения осведомился: